Юлия Колбасова — эксперт в британском образовании и воспитании наследников, адвокат пансионного образования. Уже более 15 лет Юлия занимается образованием и воспитанием наследников русскоязычных семей, владеющих капиталом более $10 млн. Юлия проектирует образовательные траектории и стратегии развития детей, которым предстоит перенять семейное состояние и бизнес.
Мы обсудили с Юлией причины неуспешной практики передачи капитала, провальные стратегии воспитания детей, бытовое родительствование, а также, чем поможет британское образование в воспитании наследника.
Юлия, вы называете себя специалистом в вопросах воспитания наследников. Что для вас воспитание наследника?
Юлия Колбасова: Если по словарю, наследник — это тот, кто наследует материальные активы от родителя по факту родства. Когда говорят о наследстве, обычно подразумевается, что оно большое. Но на самом деле неважно, какого размера состояние: мы все хотим нашим детям что-то оставить.
У наследования есть коннотация, что наследник должен соответствовать своим родителям и фамилии, когда наследство — это не то, что упало на голову. В западных практиках наследник обычно продолжает дело своей семьи, оберегает ее репутацию, поддерживает ее цели — в английском все это входит в понятие wealth.
Для меня лично есть и другое значение. Наследник — это человек, который готов осознанно принять семейные активы, потому что понимает свою собственную айдентику, свой путь, свои таланты и свою роль в семье. Воспитание наследника — это образование со ставкой на самоактуализацию и кооперацию с семьей.
То есть в первую очередь, речь про образование?
Юлия Колбасова: Да, но образование в английском смысле. Это не только знания, но и развитие личностных навыков, закалка характера, умение быть независимым, понимание карьерной стратегии. И во главе угла — умение коммуницировать. Все это помогает осознать свою роль в семье.
Насколько в России актуальна проблема воспитания наследников?
Юлия Колбасова: Россия находится на этапе накопления капитала, который Европа прошла 200-300 лет назад. Российским владельцам капитала еще не приходилось решать вопросы наследования: сначала крупного бизнеса не было, затем он не доживал до естественной смены владельцев из-за революций, войн, дворцовых переворотов. Традиции преемственности у нас еще не сложились. Детей мы воспитываем ограждая их от реалий и специфики бизнеса семьи, а выгоднее - в параллели.
Тем временем, по статистике 70% капитала во всем мире передается безуспешно.Ребенок может стать тем, кто разрушит дело семьи сам того не желая, и родителям нужно с детства думать о том, как его успешно передать. Но пока не думают.
Что значит неуспешная передача капитала?
Юлия Колбасова: Это когда дед бедный, сын богатый, а внуки снова бедные. Капитал либо уходит из семьи, либо сдувается. В западных практиках под этим понимается еще и раскол семьи, потеря репутации.
На текущий момент в России, по некоторым подсчетам, около 1100 семей с состоянием более $100 млн. Средний возраст владельцев этих капиталов составляет примерно 60 лет. В ближайшее время им предстоит решить вопросы наследования и преемственности капитала. По-вашему, в чем у них могут быть проблемы? Что бы вы посоветовали родителям? Как им решить вопрос наследования капитала и передачи наследств своим детям?
Юлия Колбасова: Русские родители либо молчат про наследство и никак не готовят к нему ребенка, либо выставляют условия: «ничего не оставлю, если не спляшешь под мою дудку».
Во-первых, нельзя молчать. Надо рассказывать детям про то, как строился бизнес, про ошибки и сложности. У нас капиталы зарабатывались тяжелым трудом. Это необязательно криминальный, но часто неоднозначный опыт. Родители не понимают, почему они должны рассказывать детям про свои трудности. А в это время дети думают, что богатство и комфорт — не требуют никаких усилий.
Во-вторых, надо спрашивать у детей, чего они хотят. Есть родители, которые оставляют в наследство все свое состояние, есть те, кто решает ничего не оставлять. Но если они никак не обсуждают это с детьми, обе стратегии недальновидные. У меня бывают ситуации, когда я буквально силой собирала родителей и детей за одним столом для того, чтобы они могли разговаривать.
Сейчас становится актуальным задумываться о том, зачем создается капитал, какие блага он сможет принести детям, обществу и миру. Хотя бы потому, что современное поколение все больше волнует вклад в общечеловеческие идеи, а не только покупка материальных благ. И это прекрасный мостик для построения коммуникации с ребенком и стратегию воспитания наследника.
Кто ваши клиенты и с каким запросом они приходят? Так и говорят — помогите воспитать наследника?
Юлия Колбасова: Мои клиенты — это русскоязычные семьи из постсоветских стран. Формулировки звучат по-разному. Просят «устроить ребенку школу жизни», «современную армию». Чтобы ребенок «начал чего-то хотеть». Иногда просят «дать ребенку лучшее», «дать возможность заниматься тем, чем он хочет». Или даже «дать образование, которое сделает его счастливым». Я верю, что в глубине души родители понимают, что счастье возможно только через личные преодоления и именно этого ожидают от британских пансионов. Редко родители говорят: «Помогите мне воспитать наследника». Но когда начинаем разбираться, то чаще всего это значит: «Сделайте мне ребенка, которого мне надо».
Люди не приходят к вам с просьбой вырастить детей для списка Forbes?
Юлия Колбасова: У меня был бы встречный вопрос — верят ли родители, что их ребенок много превзойдет их? Такая уверенность в своих детях все же не часто встречается среди успешных людей. И кстати в этом я также вижу предвзятое и критичное отношение российской общественности к наследникам известных фамилий — от них как будто изначально ожидается только экстравагантное поведение и ничего более.
Принято считать, что детям богатых родителей крупно повезло и они стартуют на ступень выше других. Но при это их картина мира может быть довольно узкой — большая часть их ежедневных сложностей решена автоматически, а это немалая цена, которую они с детства платят. Сильно уступая в этом смысле в навыках адаптации, креативности, умении решать свои проблемы и целеустремленности, которые дети из простых семей нарабатывают с детства.
А что плохого с запросом на «лучшее» для детей? Разве не для этого все и затевалось?
Юлия Колбасова: Это смешная история. Вы же слышали формулировку: «я все создал ради детей». А потом выдвигают детям список условий для получения наследства.
У людей, которые при жизни достигли больших успехов, как правило, своя ригидная картина мира. Это не вопрос осуждения — человек с ней многого добился, это заслуживает уважения! Именно поэтому представление о «лучшем» для ребенка — это представления родителя о себе и мире, а не о лучшем для данного конкретного отпрыска. Да и мир мог уже шагнуть вперед. Таким родителем руководит желание контроля, чтобы ребенок соответствовал его представлениям о жизни. Но и в том, и в другом случае есть небольшой процент клиентов, которые готовы слушать своих детей. Это больше свойственно обладателям «новых денег».
Кто они — владельцы «новых денег»?
Юлия Колбасова: Владельцы «новых денег» — это более молодые родители, им в районе 40 - 45. Они проще относятся к своим капиталам, для них цель накоплений — не столько статусность, сколько жизненный комфорт и возможности. В целом, они менее тревожны и проще дают своим детям свободу выбора, признают их самостоятельность. Они мобильны. Мамы со своими проектами и активной жизнью. У них много времени отнимают дела — поездки на Iron Man, на Тибет, на конференции, йога-туры. То есть у всех своя жизнь, но при этом они освобождают время и на детей.
С каким запросом приходят к вам такие родители? Отличается ли ваш подход в работе с ними?
Юлия Колбасова: С одной стороны, таким родителям даже проще встроить пансион в жизнь ребенка, ведь они уже живут в похожих условиях. Они не чувствуют вину, когда отправляют ребенка в другую страну. Плюс, они не преклоняются перед академическим образованием и делают ставку не на накопление знаний, а на развитие навыков и личностных качеств. С другой стороны, у таких родителей намного больше информации о методах воспитания и системах образования. Иногда это снова выливается в гиперопеку — что лучше в 3 года, что правильнее в 5 лет, что такое система Монтессори и неформальное образование. Дети не всегда могут вместить в себя такое количество экспериментов.
Чем тогда плоха формулировка: «Пусть ребенок занимается тем, чем он хочет»?
Юлия Колбасова: Тем, что сложно чего-то хотеть в условиях полной обеспеченности. Иногда взросление происходит в системе, когда все решают и хотят за ребенка — так проще. Ситуация осложняется, если попытки захотеть или решать самостоятельно не тянут на уровень его родителей.
То есть сначала нужно сделать так, чтобы ребенок начал чего-то хотеть?
Юлия Колбасова: Да. Чтобы с ним постоянно случалась жизнь. Чтобы ему пришлось самостоятельно что-то делать, думать, применять свои таланты — с нуля, без родителей и помощников. Желания и амбиции появляются в созидательном процессе, когда ребенок сам добивается успеха, его начинают хвалить посторонние люди, зарождаются увлечения и навык стремиться и добиваться.
По мнению писательницы Эстер Войджицки (мать трех очень успешных дочерей: Сьюзен — генеральный директор YouTube (44-е место в America's Self-Made Women 2019 по версии Forbes), Энн — глава инновационной компании генетического тестирования 23andMe (33-е место в том же списке), Джанет — профессор педиатрии в Калифорнийском университете; автор книги «Как воспитать успешного человека»), «русские родители - большие снегоуборочные машины: они готовы расчистить детям путь так, чтобы им вообще не пришлось сталкиваться с трудностями». Что думаете? Вы согласны?
Юлия Колбасова: Войжицки абсолютно права. У меня есть собственный термин для гиперопеки — «бытовое родительствование» — чрезмерный фокус на закрытии бытовых потребностей ребенка вместо честной коммуникации и, вобщем-то, уважении. Знаете, когда родитель — занятой человек, начинает обсуждать со мной, нужны ли ребенку туфли на липучке или на шнурках. При этом он никогда не сядет и не спросит у него: «Как тебе вообще в этих туфлях? Что ты по этому поводу думаешь?»
Я искренне понимаю таких родителей: они поднялись с низов и хотят гиперкомпенсировать свое советское прошлое. Но такой подход точно не поможет воспитать наследника. Если у ребенка все потребности закрыты, у него нет нужды решать проблемы, не возникает любопытства, которое заставляет мозг развиваться.
Поэтому я так ценю формат британской школы-пансиона. Он хорош уже тем, что здесь не только избалованному ребенку могут сказать «нет», но и родителю могут сказать «нет» и оставить его за забором, убрать снегоуборочную машину. Золотая фраза ребенка, которого я курировала: «Мои родители просто не представляют, какое количество проблем мне приходится решать в школе каждый день».
Почему именно британское образование? Как оно помогает воспитать наследника?
Юлия Колбасова: Чтобы стать успешным ответственным носителем фамилии и ценностей, ребенок должен найти свою айдентику, самоактуализироваться. Найти в возможностях и целях своей семьи себя и ту роль, которую он готов сыграть. В этом случае у него будет намного больше шансов достойно воспользоваться теми привилегиями, которые ему дает семья. Британский формат школы-пансиона в этом здорово помогает.
Во-первых, ребенок вылезает из семейного кокона. В пансионе даже титул лорда не дает никаких привилегий. Смотрели сериал «Корона»? Там как раз об этом. Ученики спят по 8 человек в комнате, валяются в грязи во время игры в регби. Это современная школа жизни. Зачем это надо? Происходит закалка характера. Ребенок несколько лет терпит поражения и одерживает победы в отрыве от своей семьи. Он понимает, в чем он хорош, в чем он плох. У него появляется коллекция своих успехов, достоинств, на которые он может опираться. Он учится отстаивать свои ценности. В нем развивается упорство, умение достигать и преодолевать.
Во-вторых, британское образование нацелено и на знания, и на навыки. Умение договориться и наладить связи, организовать сообщество, решить свои проблемы. Поэтому там много спорта и внеклассных кружков. Вдали от родителей такая система дает проявиться природным талантам ребенка. Другое дело, если то, в чем ребенок будет развиваться, не всегда будет нравиться родителям. Например, ребенок организует в школе клуб по гольфу, а родители хотели, чтобы он на фортепиано играл. Но они не могут своими руками направить его упорство на фортепиано.
То есть, родители отправляют ребенка в школу, а потом им остается только понять и принять то, что получилось?
Юлия Колбасова: Им остается верить и уважать и стараться стать менторами для своих детей. Тогда и ожидания проще озвучивать. Я считаю, что вера в ребенка должна быть безусловной. Уважение к собственному пути ребенка в нашем менталитете приходится заслуживать. И я вижу цель своей работы в том, чтобы родители начали уважать своего ребенка, чтобы они поняли, что им есть, за что его уважать даже в 15-16 лет. Знаете, такой щелчок. Это чувство ни с чем нельзя спутать, к любви оно не имеет отношения.
А как же бизнес, семейное дело? Мы же говорим о воспитании наследника.
Юлия Колбасова: В западных практиках наследник может по-разному встраиваться в систему семьи и семейного капитала. Он может брать разные роли. Может полностью перенять бизнес, а может управлять делами семьи в рамках траста. Здесь нормальная практика, когда наследник — художник без высшего образования, но при этом он, например, управляет коллекцией искусства семьи. Сложно силой навязать ребенку бизнес. Выгоднее позволить ему пройти свой путь и найти свою роль в семье.
В России нет института воспитания и подготовки наследников — в отличии от той же Англии, где много семей с известными фамилиями и многовековым капиталом. Но в царской России, например, была традиция воспитания правящих наследников — им выписывали гувернеров и учителей. Насколько это частая практика сейчас? В чем плюсы и минусы такого подхода?
Юлия Колбасова: Такая практика есть, у наших клиентов я сейчас наблюдаю твердое разграничение. Детям в возрасте от 1,5 до 5 лет выписывают гувернера, чтобы обучать манерам и языку. Но в 10-12 лет все-таки отправляют в пансион. Иногда это осознанное решение родителей, но бывает и вынужденное, когда они понимают, что ребенок уже безмерно потребительски ко всему относится и пора что-то с этим делать. Не так просто найти гувернера, который сможет оказывать сопротивление и ребенку, и родителям. Речь не идет о том, чтобы сослать ребенка и забыть о нем. В пансионе дети проводят 36 недель в году, а есть еще 16 недель каникул на качественное время с семьей. Такой подход позволяет остановить бытовое родительствование и гиперопеку.
Пансионы — это привилегированная история в самой Англии?
Юлия Колбасова: В Англии только 7% населения может позволить себе учиться в частных платных школах, а почти все пансионы — частные. Это дорогое удовольствие, и попасть сюда — определенная привилегия. Но это не значит, что здесь учатся только графы и бароны, ценза по происхождению нет. Все учатся вперемешку. Моя дочь учится в одной из таких школ.
Сколько лет занимает учеба в пансионе? В каком возрасте дети туда уезжают?
Юлия Колбасова: Средний возраст поступления в пансион — 13 лет. Но если у родителей высокие амбиции и хочется попасть в лучшую школу, то дети приезжают и в 10-11 лет. Обычно пансион длится до 18 лет, после чего следует вуз. Можно приехать и в 16 лет на два последних года школы.
Есть стереотип, что британское образование очень жесткое, что там много буллинга и почти армейская дисциплина. Насколько это соответствует действительности?
Юлия Колбасова: По поводу буллинга — да, это есть в некоторых пропорциях, школа — это маленькая жизнь.
До того, как отправить детей в пансион, родители думают, что там все очень строго с дисциплиной. Но потом они даже жалуются, что дети слишком свободны и могут просто лежать на диване, что их никто не заставляет играть на фортепиано, читать книги, бегать, делать домашку.
Юлия Колбасова: На самом деле, британская система одновременно и строгая, и очень либеральная. Здесь строго с рутиной. Нельзя, как в России, написать, что у ребенка болит ухо и он не пойдет на футбол. Но одновременно здесь много времени, которым ребенок распоряжается по своему усмотрению. Всего 60% школьного времени отдается на академию, а 40% времени — на кружки и сообщества, получение различных навыков. Если вы откроете рейтинг топовой британской школы, то увидите, что только 30% ее выпускников поступают в топовые вузы. В Британии не принято тянуть за уши: хочешь — беги, не хочешь — не беги. Если ребенок сам учится, сам себя организует, шансы на Оксфорд у него выше.
Но бывают же неудачные истории? Ребенок вернулся из пансиона с плохими оценками, никуда не поступил, никаких компетенций для управления капиталом не получил. Что делать в этой ситуации?
Юлия Колбасова: Да, конечно. Бывает, что дети возвращаются. Но повторюсь, наследник — это человек с собственной айдентикой и пониманием ответственности. Даже в этом случае ребенка все равно есть за что уважать, ведь он прошел несколько лет серьезной самостоятельной школы. Пусть он не добился академических успехов — в силу характера, способностей, обстоятельств. Если ему дать идти свой путь, дать пространство для развития, определить рамки финансовой помощи и находиться в диалоге, , то рано или поздно он найдет для себя подходящую роль в деле семьи. И это снова история про уважение.
В российской практике уже есть разные примеры решения вопроса о наследстве. Сыновья Алексея Мордашова в этом году получили от отца доли в одной из его компаний. А, например, сооснователь компании «ТехноНИКОЛЬ» Игорь Рыбаков вместе со своей женой Екатериной не будут передавать детям свои активы. По мнению миллиардера и его супруги, деньги, заработанные родителями, лишают молодое поколение свободы и фактически предопределяют будущие неудачи. Что вы на этот счет думаете? Кто прав?
Юлия Колбасова: По моим наблюдениям за семьями, которые ко мне приходят, ребенок должен жить на уровне своей семьи. Когда его искусственно занижают, это ни к чему хорошему не приводит. Мне нравятся слова Уоррена Баффета: детям нужно дать достаточно, чтобы они чувствовали, что они могут осуществить все, что хотят, но не слишком много, чтобы они могли вообще ничего не делать (перевод цитаты Баффета в журнале Fortune, 1986 год — прим. ред.).
Конечно, родители имеют право распоряжаться своим имуществом, как хотят. Но ничего не оставлять детям — это опять русские крайности, всё или ничего. Снова мы имеем незыблемую картину мира родителя. Рыбаков говорит: я ничего не оставлю детям, состояние — это большое бремя, я создам фонд имени себя. Для меня в этом много эго; а успешный диалог с детьми - отдельный труд. Они платили свою цену, пока родители создавали капитал.
По-вашему, дети состоятельных родителей все-таки заслуживают наследство?
Юлия Колбасова: В детях успешных людей, безусловно, есть ДНК их родителей. Они классный двигатель для общества, если правильно к ним относиться. Лишать их исходного старта только потому, что у родителя большое эго, неправильно. На мой взгляд, это плохая стратегия передачи капитала, то, что может стать препятствием для создания фамильных линий в России. Как минимум, ребенок рос в семье, часто не видя родителя, не получая от него должного внимания, поэтому какое-то право на наследство он имеет. У нынешнего поколения есть собственные ценности, свои представления, куда бы они вложили капитал. Я за то, чтобы обсуждать это с детьми. Тогда это будет уже не про эго, а про мир.
Насколько российским династиям свойственны забота о социальной ответственности, филантропические и благотворительные традиции? Как к такой ответственности может подготовить британская школа-пансион?
Юлия Колбасова: Хороший вопрос. Люди из списка Forbes много занимаются филантропией, их к этому обязывает статус. Но есть много семей с большими капиталами, которые не на виду. У них пока нет очевидной нужды в таких проектах. Это характерная черта молодого капитала. Но мне безумно интересно наблюдать за детьми таких родителей, когда они приезжают в Европу.
В Англии принято отдавать, служить чему-то большему. Детей учат находить деньги на социальные проекты, выбирать, кому они будут донатить. У современного поколения принято ездить в страны третьего мира и преподавать там английский. Появляется уклон в сторону аскетизма, умеренного потребления, и во время пандемии это только усиливается. Русские дети в Англии неизбежно перенимают эти ценности и начинают их проецировать родителям. Они уже задают вопрос: «Пап, ну а что ты с этими деньгами собираешься делать?». И я думаю, что они будут вести разговор с родителями о том, на что бы они хотели тратить. На мой взгляд, такое кросс-опыление культур и поколений только во благо имиджу состоятельных людей в России.
Вы, наверное, знаете про клятву дарения — кампанию, запущенной Баффетом и Гейтсом, в ходе которой миллиардеры по всему миру обязуются передать до половины своих капиталов на благотворительность. Российским капиталистам такая история кажется дикостью (миллиардеров из России, подписавших клятву, практически нет). Поднимают ли клиенты эту тему с вами, и что они думают об этом? Не боятся ли русские родители, что их детям в Англии привьют какие-нибудь слишком либеральные ценности?
Юлия Колбасова: Клятва дарения — это скорее американская, нежели английская тема. Англичане много денег отдают на благотворительность, но они не любят громкие заявления с апломбом и предпочитают low profile.
Обычно у семьи есть фамильная благотворительная традиция. Например, она поколениями жертвует в определенный благотворительный фонд, поддерживает определенное направление в науке. Но бывают и исключения. Например, самый молодой миллиардер Англии, Хью Гросвенор, этой весной публично пожертвовал 12,5 млн фунтов на борьбу с ковидом.
Русские родители часто высказывают мне замечания о разности менталитета и о том, что их дети становятся слишком либеральны и толерантны. Но как оформленную претензию пока не предъявляют. Возможно, им кажется, что раз в Англии так принято, то это правильно.
Давайте попробуем составить портрет в 10-летней перспективе: вот 13-летний подросток, которого отправляют на обучение в школу-пансион в Англии. Каким он вернется или не вернется в Россию после окончания обучения? Что он приобретет, благодаря британской школе, а чего лишится?
Юлия Колбасова: Безусловно, ребенок потеряет часть своей русской идентичности. В британской школе, скорее всего, не будет Пушкина и Толстого и возможностей решать дела по-русски.
Приобретет закалку характера, найдет свои таланты, получит знания и связи. У него появятся цели в жизни, он станет независимым, научится отстаивать свои ценности в семье. У таких детей меньше границ в мышлении и больше ориентации на мир. Многие из них получают в Англии первый опыт работы, особенно если после пансиона они пошли в вуз. Они часто становятся мостиком в Европу для своих родителей. А главное, у них появляется вкус личного успеха. Да, они преуспели за деньги родителей, но в том мире, куда нога родителя не ступала. И это становится их площадкой для дальнейших достижений.
Меняется ли отношение к наследству, восприятие родительских денег?
Юлия Колбасова: Конечно. Осознав свою независимость, дети начинают понимать ценность денег. Многие проходят путь от представления, что деньги — данность, через полное отрицание родительских денег до восприятия их как ресурса для развития. У них появляется чувство ответственности, они сами ищут свою роль в семейном капитале. У них возникают фразы типа: «Я поговорю с юристом отца, посмотрю, что он мне посоветует». Они спрашивают, на кого записано имущество, в каком оно состоянии, как управляется. Иногда родителям кажется, что ребенок вконец обнаглел. На самом деле, он искренне интересуется. Это трезвый британский подход. И признак зрелости.
Источник фото: Almanax Education, London.
Благодарим за помощь в организации интервью Fullscreen Communications Agency.
Статья опубликована в журнале SNOB 25 февраля 2021
Ссылка на публикацию
https://snob.ru/profile/32128/blog/173752/
Мы обсудили с Юлией причины неуспешной практики передачи капитала, провальные стратегии воспитания детей, бытовое родительствование, а также, чем поможет британское образование в воспитании наследника.
Юлия, вы называете себя специалистом в вопросах воспитания наследников. Что для вас воспитание наследника?
Юлия Колбасова: Если по словарю, наследник — это тот, кто наследует материальные активы от родителя по факту родства. Когда говорят о наследстве, обычно подразумевается, что оно большое. Но на самом деле неважно, какого размера состояние: мы все хотим нашим детям что-то оставить.
У наследования есть коннотация, что наследник должен соответствовать своим родителям и фамилии, когда наследство — это не то, что упало на голову. В западных практиках наследник обычно продолжает дело своей семьи, оберегает ее репутацию, поддерживает ее цели — в английском все это входит в понятие wealth.
Для меня лично есть и другое значение. Наследник — это человек, который готов осознанно принять семейные активы, потому что понимает свою собственную айдентику, свой путь, свои таланты и свою роль в семье. Воспитание наследника — это образование со ставкой на самоактуализацию и кооперацию с семьей.
То есть в первую очередь, речь про образование?
Юлия Колбасова: Да, но образование в английском смысле. Это не только знания, но и развитие личностных навыков, закалка характера, умение быть независимым, понимание карьерной стратегии. И во главе угла — умение коммуницировать. Все это помогает осознать свою роль в семье.
Насколько в России актуальна проблема воспитания наследников?
Юлия Колбасова: Россия находится на этапе накопления капитала, который Европа прошла 200-300 лет назад. Российским владельцам капитала еще не приходилось решать вопросы наследования: сначала крупного бизнеса не было, затем он не доживал до естественной смены владельцев из-за революций, войн, дворцовых переворотов. Традиции преемственности у нас еще не сложились. Детей мы воспитываем ограждая их от реалий и специфики бизнеса семьи, а выгоднее - в параллели.
Тем временем, по статистике 70% капитала во всем мире передается безуспешно.Ребенок может стать тем, кто разрушит дело семьи сам того не желая, и родителям нужно с детства думать о том, как его успешно передать. Но пока не думают.
Что значит неуспешная передача капитала?
Юлия Колбасова: Это когда дед бедный, сын богатый, а внуки снова бедные. Капитал либо уходит из семьи, либо сдувается. В западных практиках под этим понимается еще и раскол семьи, потеря репутации.
На текущий момент в России, по некоторым подсчетам, около 1100 семей с состоянием более $100 млн. Средний возраст владельцев этих капиталов составляет примерно 60 лет. В ближайшее время им предстоит решить вопросы наследования и преемственности капитала. По-вашему, в чем у них могут быть проблемы? Что бы вы посоветовали родителям? Как им решить вопрос наследования капитала и передачи наследств своим детям?
Юлия Колбасова: Русские родители либо молчат про наследство и никак не готовят к нему ребенка, либо выставляют условия: «ничего не оставлю, если не спляшешь под мою дудку».
Во-первых, нельзя молчать. Надо рассказывать детям про то, как строился бизнес, про ошибки и сложности. У нас капиталы зарабатывались тяжелым трудом. Это необязательно криминальный, но часто неоднозначный опыт. Родители не понимают, почему они должны рассказывать детям про свои трудности. А в это время дети думают, что богатство и комфорт — не требуют никаких усилий.
Во-вторых, надо спрашивать у детей, чего они хотят. Есть родители, которые оставляют в наследство все свое состояние, есть те, кто решает ничего не оставлять. Но если они никак не обсуждают это с детьми, обе стратегии недальновидные. У меня бывают ситуации, когда я буквально силой собирала родителей и детей за одним столом для того, чтобы они могли разговаривать.
Сейчас становится актуальным задумываться о том, зачем создается капитал, какие блага он сможет принести детям, обществу и миру. Хотя бы потому, что современное поколение все больше волнует вклад в общечеловеческие идеи, а не только покупка материальных благ. И это прекрасный мостик для построения коммуникации с ребенком и стратегию воспитания наследника.
Кто ваши клиенты и с каким запросом они приходят? Так и говорят — помогите воспитать наследника?
Юлия Колбасова: Мои клиенты — это русскоязычные семьи из постсоветских стран. Формулировки звучат по-разному. Просят «устроить ребенку школу жизни», «современную армию». Чтобы ребенок «начал чего-то хотеть». Иногда просят «дать ребенку лучшее», «дать возможность заниматься тем, чем он хочет». Или даже «дать образование, которое сделает его счастливым». Я верю, что в глубине души родители понимают, что счастье возможно только через личные преодоления и именно этого ожидают от британских пансионов. Редко родители говорят: «Помогите мне воспитать наследника». Но когда начинаем разбираться, то чаще всего это значит: «Сделайте мне ребенка, которого мне надо».
Люди не приходят к вам с просьбой вырастить детей для списка Forbes?
Юлия Колбасова: У меня был бы встречный вопрос — верят ли родители, что их ребенок много превзойдет их? Такая уверенность в своих детях все же не часто встречается среди успешных людей. И кстати в этом я также вижу предвзятое и критичное отношение российской общественности к наследникам известных фамилий — от них как будто изначально ожидается только экстравагантное поведение и ничего более.
Принято считать, что детям богатых родителей крупно повезло и они стартуют на ступень выше других. Но при это их картина мира может быть довольно узкой — большая часть их ежедневных сложностей решена автоматически, а это немалая цена, которую они с детства платят. Сильно уступая в этом смысле в навыках адаптации, креативности, умении решать свои проблемы и целеустремленности, которые дети из простых семей нарабатывают с детства.
А что плохого с запросом на «лучшее» для детей? Разве не для этого все и затевалось?
Юлия Колбасова: Это смешная история. Вы же слышали формулировку: «я все создал ради детей». А потом выдвигают детям список условий для получения наследства.
У людей, которые при жизни достигли больших успехов, как правило, своя ригидная картина мира. Это не вопрос осуждения — человек с ней многого добился, это заслуживает уважения! Именно поэтому представление о «лучшем» для ребенка — это представления родителя о себе и мире, а не о лучшем для данного конкретного отпрыска. Да и мир мог уже шагнуть вперед. Таким родителем руководит желание контроля, чтобы ребенок соответствовал его представлениям о жизни. Но и в том, и в другом случае есть небольшой процент клиентов, которые готовы слушать своих детей. Это больше свойственно обладателям «новых денег».
Кто они — владельцы «новых денег»?
Юлия Колбасова: Владельцы «новых денег» — это более молодые родители, им в районе 40 - 45. Они проще относятся к своим капиталам, для них цель накоплений — не столько статусность, сколько жизненный комфорт и возможности. В целом, они менее тревожны и проще дают своим детям свободу выбора, признают их самостоятельность. Они мобильны. Мамы со своими проектами и активной жизнью. У них много времени отнимают дела — поездки на Iron Man, на Тибет, на конференции, йога-туры. То есть у всех своя жизнь, но при этом они освобождают время и на детей.
С каким запросом приходят к вам такие родители? Отличается ли ваш подход в работе с ними?
Юлия Колбасова: С одной стороны, таким родителям даже проще встроить пансион в жизнь ребенка, ведь они уже живут в похожих условиях. Они не чувствуют вину, когда отправляют ребенка в другую страну. Плюс, они не преклоняются перед академическим образованием и делают ставку не на накопление знаний, а на развитие навыков и личностных качеств. С другой стороны, у таких родителей намного больше информации о методах воспитания и системах образования. Иногда это снова выливается в гиперопеку — что лучше в 3 года, что правильнее в 5 лет, что такое система Монтессори и неформальное образование. Дети не всегда могут вместить в себя такое количество экспериментов.
Чем тогда плоха формулировка: «Пусть ребенок занимается тем, чем он хочет»?
Юлия Колбасова: Тем, что сложно чего-то хотеть в условиях полной обеспеченности. Иногда взросление происходит в системе, когда все решают и хотят за ребенка — так проще. Ситуация осложняется, если попытки захотеть или решать самостоятельно не тянут на уровень его родителей.
То есть сначала нужно сделать так, чтобы ребенок начал чего-то хотеть?
Юлия Колбасова: Да. Чтобы с ним постоянно случалась жизнь. Чтобы ему пришлось самостоятельно что-то делать, думать, применять свои таланты — с нуля, без родителей и помощников. Желания и амбиции появляются в созидательном процессе, когда ребенок сам добивается успеха, его начинают хвалить посторонние люди, зарождаются увлечения и навык стремиться и добиваться.
По мнению писательницы Эстер Войджицки (мать трех очень успешных дочерей: Сьюзен — генеральный директор YouTube (44-е место в America's Self-Made Women 2019 по версии Forbes), Энн — глава инновационной компании генетического тестирования 23andMe (33-е место в том же списке), Джанет — профессор педиатрии в Калифорнийском университете; автор книги «Как воспитать успешного человека»), «русские родители - большие снегоуборочные машины: они готовы расчистить детям путь так, чтобы им вообще не пришлось сталкиваться с трудностями». Что думаете? Вы согласны?
Юлия Колбасова: Войжицки абсолютно права. У меня есть собственный термин для гиперопеки — «бытовое родительствование» — чрезмерный фокус на закрытии бытовых потребностей ребенка вместо честной коммуникации и, вобщем-то, уважении. Знаете, когда родитель — занятой человек, начинает обсуждать со мной, нужны ли ребенку туфли на липучке или на шнурках. При этом он никогда не сядет и не спросит у него: «Как тебе вообще в этих туфлях? Что ты по этому поводу думаешь?»
Я искренне понимаю таких родителей: они поднялись с низов и хотят гиперкомпенсировать свое советское прошлое. Но такой подход точно не поможет воспитать наследника. Если у ребенка все потребности закрыты, у него нет нужды решать проблемы, не возникает любопытства, которое заставляет мозг развиваться.
Поэтому я так ценю формат британской школы-пансиона. Он хорош уже тем, что здесь не только избалованному ребенку могут сказать «нет», но и родителю могут сказать «нет» и оставить его за забором, убрать снегоуборочную машину. Золотая фраза ребенка, которого я курировала: «Мои родители просто не представляют, какое количество проблем мне приходится решать в школе каждый день».
Почему именно британское образование? Как оно помогает воспитать наследника?
Юлия Колбасова: Чтобы стать успешным ответственным носителем фамилии и ценностей, ребенок должен найти свою айдентику, самоактуализироваться. Найти в возможностях и целях своей семьи себя и ту роль, которую он готов сыграть. В этом случае у него будет намного больше шансов достойно воспользоваться теми привилегиями, которые ему дает семья. Британский формат школы-пансиона в этом здорово помогает.
Во-первых, ребенок вылезает из семейного кокона. В пансионе даже титул лорда не дает никаких привилегий. Смотрели сериал «Корона»? Там как раз об этом. Ученики спят по 8 человек в комнате, валяются в грязи во время игры в регби. Это современная школа жизни. Зачем это надо? Происходит закалка характера. Ребенок несколько лет терпит поражения и одерживает победы в отрыве от своей семьи. Он понимает, в чем он хорош, в чем он плох. У него появляется коллекция своих успехов, достоинств, на которые он может опираться. Он учится отстаивать свои ценности. В нем развивается упорство, умение достигать и преодолевать.
Во-вторых, британское образование нацелено и на знания, и на навыки. Умение договориться и наладить связи, организовать сообщество, решить свои проблемы. Поэтому там много спорта и внеклассных кружков. Вдали от родителей такая система дает проявиться природным талантам ребенка. Другое дело, если то, в чем ребенок будет развиваться, не всегда будет нравиться родителям. Например, ребенок организует в школе клуб по гольфу, а родители хотели, чтобы он на фортепиано играл. Но они не могут своими руками направить его упорство на фортепиано.
То есть, родители отправляют ребенка в школу, а потом им остается только понять и принять то, что получилось?
Юлия Колбасова: Им остается верить и уважать и стараться стать менторами для своих детей. Тогда и ожидания проще озвучивать. Я считаю, что вера в ребенка должна быть безусловной. Уважение к собственному пути ребенка в нашем менталитете приходится заслуживать. И я вижу цель своей работы в том, чтобы родители начали уважать своего ребенка, чтобы они поняли, что им есть, за что его уважать даже в 15-16 лет. Знаете, такой щелчок. Это чувство ни с чем нельзя спутать, к любви оно не имеет отношения.
А как же бизнес, семейное дело? Мы же говорим о воспитании наследника.
Юлия Колбасова: В западных практиках наследник может по-разному встраиваться в систему семьи и семейного капитала. Он может брать разные роли. Может полностью перенять бизнес, а может управлять делами семьи в рамках траста. Здесь нормальная практика, когда наследник — художник без высшего образования, но при этом он, например, управляет коллекцией искусства семьи. Сложно силой навязать ребенку бизнес. Выгоднее позволить ему пройти свой путь и найти свою роль в семье.
В России нет института воспитания и подготовки наследников — в отличии от той же Англии, где много семей с известными фамилиями и многовековым капиталом. Но в царской России, например, была традиция воспитания правящих наследников — им выписывали гувернеров и учителей. Насколько это частая практика сейчас? В чем плюсы и минусы такого подхода?
Юлия Колбасова: Такая практика есть, у наших клиентов я сейчас наблюдаю твердое разграничение. Детям в возрасте от 1,5 до 5 лет выписывают гувернера, чтобы обучать манерам и языку. Но в 10-12 лет все-таки отправляют в пансион. Иногда это осознанное решение родителей, но бывает и вынужденное, когда они понимают, что ребенок уже безмерно потребительски ко всему относится и пора что-то с этим делать. Не так просто найти гувернера, который сможет оказывать сопротивление и ребенку, и родителям. Речь не идет о том, чтобы сослать ребенка и забыть о нем. В пансионе дети проводят 36 недель в году, а есть еще 16 недель каникул на качественное время с семьей. Такой подход позволяет остановить бытовое родительствование и гиперопеку.
Пансионы — это привилегированная история в самой Англии?
Юлия Колбасова: В Англии только 7% населения может позволить себе учиться в частных платных школах, а почти все пансионы — частные. Это дорогое удовольствие, и попасть сюда — определенная привилегия. Но это не значит, что здесь учатся только графы и бароны, ценза по происхождению нет. Все учатся вперемешку. Моя дочь учится в одной из таких школ.
Сколько лет занимает учеба в пансионе? В каком возрасте дети туда уезжают?
Юлия Колбасова: Средний возраст поступления в пансион — 13 лет. Но если у родителей высокие амбиции и хочется попасть в лучшую школу, то дети приезжают и в 10-11 лет. Обычно пансион длится до 18 лет, после чего следует вуз. Можно приехать и в 16 лет на два последних года школы.
Есть стереотип, что британское образование очень жесткое, что там много буллинга и почти армейская дисциплина. Насколько это соответствует действительности?
Юлия Колбасова: По поводу буллинга — да, это есть в некоторых пропорциях, школа — это маленькая жизнь.
До того, как отправить детей в пансион, родители думают, что там все очень строго с дисциплиной. Но потом они даже жалуются, что дети слишком свободны и могут просто лежать на диване, что их никто не заставляет играть на фортепиано, читать книги, бегать, делать домашку.
Юлия Колбасова: На самом деле, британская система одновременно и строгая, и очень либеральная. Здесь строго с рутиной. Нельзя, как в России, написать, что у ребенка болит ухо и он не пойдет на футбол. Но одновременно здесь много времени, которым ребенок распоряжается по своему усмотрению. Всего 60% школьного времени отдается на академию, а 40% времени — на кружки и сообщества, получение различных навыков. Если вы откроете рейтинг топовой британской школы, то увидите, что только 30% ее выпускников поступают в топовые вузы. В Британии не принято тянуть за уши: хочешь — беги, не хочешь — не беги. Если ребенок сам учится, сам себя организует, шансы на Оксфорд у него выше.
Но бывают же неудачные истории? Ребенок вернулся из пансиона с плохими оценками, никуда не поступил, никаких компетенций для управления капиталом не получил. Что делать в этой ситуации?
Юлия Колбасова: Да, конечно. Бывает, что дети возвращаются. Но повторюсь, наследник — это человек с собственной айдентикой и пониманием ответственности. Даже в этом случае ребенка все равно есть за что уважать, ведь он прошел несколько лет серьезной самостоятельной школы. Пусть он не добился академических успехов — в силу характера, способностей, обстоятельств. Если ему дать идти свой путь, дать пространство для развития, определить рамки финансовой помощи и находиться в диалоге, , то рано или поздно он найдет для себя подходящую роль в деле семьи. И это снова история про уважение.
В российской практике уже есть разные примеры решения вопроса о наследстве. Сыновья Алексея Мордашова в этом году получили от отца доли в одной из его компаний. А, например, сооснователь компании «ТехноНИКОЛЬ» Игорь Рыбаков вместе со своей женой Екатериной не будут передавать детям свои активы. По мнению миллиардера и его супруги, деньги, заработанные родителями, лишают молодое поколение свободы и фактически предопределяют будущие неудачи. Что вы на этот счет думаете? Кто прав?
Юлия Колбасова: По моим наблюдениям за семьями, которые ко мне приходят, ребенок должен жить на уровне своей семьи. Когда его искусственно занижают, это ни к чему хорошему не приводит. Мне нравятся слова Уоррена Баффета: детям нужно дать достаточно, чтобы они чувствовали, что они могут осуществить все, что хотят, но не слишком много, чтобы они могли вообще ничего не делать (перевод цитаты Баффета в журнале Fortune, 1986 год — прим. ред.).
Конечно, родители имеют право распоряжаться своим имуществом, как хотят. Но ничего не оставлять детям — это опять русские крайности, всё или ничего. Снова мы имеем незыблемую картину мира родителя. Рыбаков говорит: я ничего не оставлю детям, состояние — это большое бремя, я создам фонд имени себя. Для меня в этом много эго; а успешный диалог с детьми - отдельный труд. Они платили свою цену, пока родители создавали капитал.
По-вашему, дети состоятельных родителей все-таки заслуживают наследство?
Юлия Колбасова: В детях успешных людей, безусловно, есть ДНК их родителей. Они классный двигатель для общества, если правильно к ним относиться. Лишать их исходного старта только потому, что у родителя большое эго, неправильно. На мой взгляд, это плохая стратегия передачи капитала, то, что может стать препятствием для создания фамильных линий в России. Как минимум, ребенок рос в семье, часто не видя родителя, не получая от него должного внимания, поэтому какое-то право на наследство он имеет. У нынешнего поколения есть собственные ценности, свои представления, куда бы они вложили капитал. Я за то, чтобы обсуждать это с детьми. Тогда это будет уже не про эго, а про мир.
Насколько российским династиям свойственны забота о социальной ответственности, филантропические и благотворительные традиции? Как к такой ответственности может подготовить британская школа-пансион?
Юлия Колбасова: Хороший вопрос. Люди из списка Forbes много занимаются филантропией, их к этому обязывает статус. Но есть много семей с большими капиталами, которые не на виду. У них пока нет очевидной нужды в таких проектах. Это характерная черта молодого капитала. Но мне безумно интересно наблюдать за детьми таких родителей, когда они приезжают в Европу.
В Англии принято отдавать, служить чему-то большему. Детей учат находить деньги на социальные проекты, выбирать, кому они будут донатить. У современного поколения принято ездить в страны третьего мира и преподавать там английский. Появляется уклон в сторону аскетизма, умеренного потребления, и во время пандемии это только усиливается. Русские дети в Англии неизбежно перенимают эти ценности и начинают их проецировать родителям. Они уже задают вопрос: «Пап, ну а что ты с этими деньгами собираешься делать?». И я думаю, что они будут вести разговор с родителями о том, на что бы они хотели тратить. На мой взгляд, такое кросс-опыление культур и поколений только во благо имиджу состоятельных людей в России.
Вы, наверное, знаете про клятву дарения — кампанию, запущенной Баффетом и Гейтсом, в ходе которой миллиардеры по всему миру обязуются передать до половины своих капиталов на благотворительность. Российским капиталистам такая история кажется дикостью (миллиардеров из России, подписавших клятву, практически нет). Поднимают ли клиенты эту тему с вами, и что они думают об этом? Не боятся ли русские родители, что их детям в Англии привьют какие-нибудь слишком либеральные ценности?
Юлия Колбасова: Клятва дарения — это скорее американская, нежели английская тема. Англичане много денег отдают на благотворительность, но они не любят громкие заявления с апломбом и предпочитают low profile.
Обычно у семьи есть фамильная благотворительная традиция. Например, она поколениями жертвует в определенный благотворительный фонд, поддерживает определенное направление в науке. Но бывают и исключения. Например, самый молодой миллиардер Англии, Хью Гросвенор, этой весной публично пожертвовал 12,5 млн фунтов на борьбу с ковидом.
Русские родители часто высказывают мне замечания о разности менталитета и о том, что их дети становятся слишком либеральны и толерантны. Но как оформленную претензию пока не предъявляют. Возможно, им кажется, что раз в Англии так принято, то это правильно.
Давайте попробуем составить портрет в 10-летней перспективе: вот 13-летний подросток, которого отправляют на обучение в школу-пансион в Англии. Каким он вернется или не вернется в Россию после окончания обучения? Что он приобретет, благодаря британской школе, а чего лишится?
Юлия Колбасова: Безусловно, ребенок потеряет часть своей русской идентичности. В британской школе, скорее всего, не будет Пушкина и Толстого и возможностей решать дела по-русски.
Приобретет закалку характера, найдет свои таланты, получит знания и связи. У него появятся цели в жизни, он станет независимым, научится отстаивать свои ценности в семье. У таких детей меньше границ в мышлении и больше ориентации на мир. Многие из них получают в Англии первый опыт работы, особенно если после пансиона они пошли в вуз. Они часто становятся мостиком в Европу для своих родителей. А главное, у них появляется вкус личного успеха. Да, они преуспели за деньги родителей, но в том мире, куда нога родителя не ступала. И это становится их площадкой для дальнейших достижений.
Меняется ли отношение к наследству, восприятие родительских денег?
Юлия Колбасова: Конечно. Осознав свою независимость, дети начинают понимать ценность денег. Многие проходят путь от представления, что деньги — данность, через полное отрицание родительских денег до восприятия их как ресурса для развития. У них появляется чувство ответственности, они сами ищут свою роль в семейном капитале. У них возникают фразы типа: «Я поговорю с юристом отца, посмотрю, что он мне посоветует». Они спрашивают, на кого записано имущество, в каком оно состоянии, как управляется. Иногда родителям кажется, что ребенок вконец обнаглел. На самом деле, он искренне интересуется. Это трезвый британский подход. И признак зрелости.
Источник фото: Almanax Education, London.
Благодарим за помощь в организации интервью Fullscreen Communications Agency.
Статья опубликована в журнале SNOB 25 февраля 2021
Ссылка на публикацию
https://snob.ru/profile/32128/blog/173752/
